Февраль — месяц памяти
Здесь и Бутовский полигон, и 5 февраля — день Новомучеников Российских, когда в их числе был расстрелян мой прадед Семён Осипович Поветников, и Сретение Господне, и Афганистан, и Костина память…
Преображение
«Но как ни трудно мне об этом петь, я всё-таки пою,
Ведь кто-нибудь услышит»
Константин Никольский.
В августе 2007 года мы продолжили путешествие по Северу России. Первая цель была найти могилу нашего деда, погибшего и похороненного под Великим Новгородом в годы войны, а затем совершить паломничество к святыне православия – посетить Александро-Свирскмй монастырь. Но путешествие оказалось длиннее, чем предполагали — мы побывали в Карелии, дивном крае лесов и озёр, в Кижах и на Валааме, и в Архангельской области на Соловецких островах, не доехав 150 км до Полярного Круга…
Костя
Костя был младшим братом среди братьев нашего деда по материнской линии. Его любили в семье за весёлый, отзывчивый характер. Он погиб 3 февраля 1942 года. Это была уже четвёртая похоронка, та самая, после которой наша прабабушка, не вынеся горя, бросилась с берега в Истру…
О Косте в Книге Памяти сказано: «Поветников Константин Семенович, красноармеец, 21 сп 180 сд. 1921 г. рождения, Истринский р-н Московской обл. призван Истринским РВК. Погиб в бою 3 февраля 1942 г. Похоронен ст. Парфино, Парфинского р-на Новгородской обл.».
В честь него был назван мой брат, который тоже погиб, только на другой, необъявленной войне…
Видно, пришло время отыскать под Новгородом Костину могилу.
По настоянию моей мамы взяли в пакетик земли с могилы брата, Книгу Памяти МО, карту автомобильных дорог, и 8 августа отправились с дочерью на поиски.
Ольга захватила с собой диск Константина Никольского, и включила: «Я сам из тех, кто спрятался за дверь…»
Новгородская область, поворот на Яжелбицы. За поворотом – озёро; плавают утки, тревожно шумят ковыли, лоснясь на солнце.
Первый привал. Обедаем.
Дальше – леса на холмах. Первозданная красота.
Закатное солнце ослепляет. Не вижу, что нас пытается остановить сотрудник ГАИ, еду, как ни в чём не бывало, он пускается в погоню, обгоняет и перегораживает дорогу. Очень вежливо делает предупреждение, с пониманием относится к ситуации, и, козырнув, отпускает: «Будьте осторожны!»
Демянск – маленький чистый городок, прекрасная дорога, хорошенькие домики и гостиница.
Пахнет пряными травами, мёдом, лесом. Хорошая дорога, мы на ней одни уже около часа. У деревни Целина на шоссе стоит аист; притормаживаю, он тяжело поднимается и взлетает перед самой машиной.
Деревня Хахили. Пять древних жилых домиков.
Участок, где идёт ремонт дороги. Едем по грунтовке, вслепую навстречу закатному солнцу.
Минуем убогое село Залучье, тоже ещё жилое.
А вот Великое село – четырёхэтажные дома с пустыми оконными проёмами, остовы машин. Люди ушли. Обитают только несколько пьяниц.
Коровитчино – отличное жилое село с хорошими домами.
Большая Река Ловать.
Рамушево – тоже хорошее село. Жители трезвые, перед домиком с резными наличниками сидят крепкие загорелые мужики, играют в карты. У околицы девицы сидят, как в старину.
А в лесах – окопы. Перед деревней Редцы – большая братская могила. Красные треугольники обелисков, как языки пламени. На могилах лежат простреленные каски.
…Прошло столько лет, мы не застали ту войну, почему же так больно? Прочитываем списки погибших. Едем дальше.
Река Редья. Село Давыдово. Живое, большое, крепкое. Спрашиваем жителей про братские могилы. Отвечают: «Они у нас на каждом шагу, написано по 300 имён, а захоронено по тысяче человек – остальные неизвестные».
Перед деревней Стариково огромное воинское захоронение, кроме старых могил военных лет, несколько новых – с 1994 года в окрестностях работают поисковики, и каждый год появляются новые захоронения останков тех воинов, что оставались не найденными.
По пути до районного центра Парфино, осмотрели несколько братских могил. Последней была большая братская могила в самом Парфино. Нашего воина нет.
Стемнело. Проехали 780 км. Остановились на ночлег в гостинице Парфино.
Утром в администрации ждём, когда нам смогут уделить время. Видим, как идут местные старики, плачут, жалуются…
Председатель местного Совета ветеранов Эльвира Михайловна Меликова объясняет, что станции Парфино уже нет, а останки, что там находились, могли быть перезахоронены. Называет несколько могил, на которых мы уже были. «Может быть, вам съездить на Ясную Поляну, где большое братское захоронение, отсюда километра три».
Привожу её рассказ.
«В июле 1941 года здесь уже были немцы. Наши войска 9 января 1942 года освободили от них Юрьевск. Потом наше Парфино. В начале февраля бои были в Сергеево – это то место, что в вашей книге Памяти названо ст. (станция?) Парфино. Скорей всего, там и погиб ваш Константин. «Демянский котёл», где продолжались боевые действия, существовал до 1943 года.
Сейчас здесь работает поисковая экспедиция «Долина», которая занимается поиском и захоронением погибших. Можно связаться с её руководителем, Игорем Михайловичем Неофитовым».
На всякий случай записываю его телефон.
Сведения неопределённые, нужно ехать в военкомат в Старую Руссу, к которому относится этот район.
По пути подъезжаем к братской могиле, именуемой Ясной Поляной, где похоронены пять тысяч советских солдат (известны имена лишь 1080).
Арочный вход, за ним в центре – фигура Воина с хмурым, скорбным лицом, опирающаяся на винтовку.
Вспомнился давний сон: ночь, памятники на братских могилах в Истре. Серебрясь под лунным светом, мужские и женские фигуры в шинелях с такими же хмурыми и скорбными лицами, тяжело спускаются со своих постаментов. Складывают свои серебряные венки к подножию памятника, поправляют винтовки за плечами, и негромко немногословно переговариваясь, уходят. Навсегда. Остаётся чувство вины и невозвратной потери.
Длинные могилы, ряд ржавых простреленных касок, длинные списки. Наш не значится.
Едем в Старую Руссу. Не может так быть, чтоб в Книгу Памяти Константин Поветников был занесён, а похоронен не был. Надо искать.
По пути деревня Медниково, при дороге – братская могила. Снова читаем списки. Не находим.
Старая Русса. Военкомат закрыт на обед. Не теряя времени, едем осматривать город. Красивый, старый, уютный, ветшающий. Церковь на берегу реки, мост. Музей Достоевского – к сожалению, нет времени, чтоб его посетить.
Курорт; бьёт из фонтана минеральная вода, вокруг на скамейках сидят люди. Посидели и мы 5 минут.
Краеведческий музей находится в Спасо-Преображенском монастыре, разрушенном во время войны. Заглянули. Смотрительница сказала, что в войну город был сожжён дотла, потом восстановлен; объяснила, где находится музей Северо-Западного фронта Великой Отечественной войны. Поехали.
В музее собраны, и с любовью оберегаются реликвии военных лет, есть карта военных действий. Здесь мы узнали, что 180 стрелковая дивизия, в которой воевал наш Костя, за подвиги была переименована в 28 Гвардейскую; формировалась в Прибалтике, и командовал ею Иван Ильич Миссан. Из её состава погибли 455 тысяч 325 человек.
На одном из снимков солдат Душнов (Иван?), служил в 21 полку – однополчанин Кости.
Сотрудницы музея принесли нам яблок, кто-то вздохнул: вот и внуки стали приезжать.
Спасибо вам, добрые люди, спасибо за всё – за эти яблоки, за внимание и сочувствие к нашему поиску; к не забытым, ухоженным могилам наших близких.
В военкомате искали по спискам – не нашли. Нет станции Парфино, нет могилы, нет имени. Часть этих списков кто-то внёс в компьютер, стали искать там, и вдруг – находка: Повестников Константин Симонович. Он, конечно! Да, имя записано с ошибками, но даты рождения и смерти совпадают. Где же он может быть похоронен?
Одна из сотрудниц вспомнила – под в районе округа Парфино есть деревня Парфино (может быть, прежде называли – станица, поэтому в книге Памяти написано ст. Парфино?), там находится сельское кладбище, на котором есть воинское захоронение. Может быть там?
Был шестой час вечера.
Возвращаемся из Старой Руссы в Парфинский район. Не доезжая райцентра указатель – д. Парфино, поворот направо, напротив деревни Федорково. Одна деревня, другая. Колдобины. Деревня Парфино. Спрашиваем у жителей, где кладбище. Находим.
Сельское кладбище, в нём отдельно — братское воинское захоронение. Начинаем просматривать списки имён на могильных плитах. Оля восклицает: нашла! Среди других имён значится: Повестников К.
Пусть написано ошибкой, с лишним т. Но это наш Костя.
Высыпали на его холмик землю. Позвонили маме: мы у его могилы!
— Неужели нашли?!
— Нашли.
Посидели рядом, прикоснулись к земле, к плите, сфотографировали. Спели «Вечную память».
Простились.
Первая цель нашего путешествия достигнута. Вторая цель – по совету и благословению отца Константина – посещение Александро-Свирского монастыря, где покоятся мощи святого преподобного Александра Свирского.
Ехать решили через Новгород. Очень хотелось показать дочери этот прекрасный, воистину Великий русский город.
Новгород
Огромная река Шелонь. От Старой Руссы до Шимска – белое стальное солнце, белое сияющее шоссе, белое небо.
Вернулись к Ильмень-озеру. Тёплая вода, можно идти долго-долго, а вода всё не доходит до колена. Просвечивающий на мели песок придаёт ей цвет кофе с молоком. Вдали синь, по которой идёт пароход; противоположного берега не видно.
Закатное солнце уже мостит по воде свою вечную дорогу. Что для неё отрезок человеческой истории, вместившей в себя историю русичей, рождение и гибель их цивилизации? Когда-то крепкая вера в Бога спасала их от гибели, от нашествия иноплемённых и междуусобной брани – от самих себя.
Простор и покой, не хочется уезжать. Не хочется возвращаться туда, где нет на родной земле тихого места и созидания, где царит вечная суета. И лишь рабский труд и нищета для тех, кто пытается жить по вере.
Горько сознавать, что и здешний покой до времени — однажды поставят забор и скажут: частная собственность. Построят «элитные» города или пляжи с игровыми комплексами, как на острове дураков.
Неужели?!
Деды мои, деды, за что вы сложили головы? Нет, не за то, чтоб одни ваши внуки стали рабами у новых господ, а другие поселились на вышеупомянутом острове. И не за то, чтоб с лица земли исчезли ваши деревни и сёла, оскудели поля, погибли леса, высохли озёра.
Часам к десяти вечера были в Новгороде, поселились в гостинице «Волхов» в центре города. Прекрасный номер, можно отдохнуть, выспаться.
Утром поехали осматривать окрестности. В двух шагах Кремль. Перед ним – целая аллея сувенирных палаток. Суббота, свадьбы — молодожёны идут в Кремль приобщиться к истории своей родины, постоять у Вечного огня.
Много иностранцев, одна их них — небольшая группка всё время следовала попутно нам, и я невольно обратила внимание, как они восхищённо осматривали храмы, слушая своего экскурсовода; долго и напряжённо всматривались в памятник «Тысячелетию России», потом — в иконы, выставленные в музее. Неужели догадались через всю ложь и грязь, что не может народ, когда-то создавший всё это великолепие, построивший такие города, народ многовековой силы и славы, основавший богатейшую культуру, быть лишь ублюдочным пропойцей и подонком?
Знал, что делал тот вечный лжец, кто оболгал наш народ; как знает он вечное, библейское — что царство, расколовшееся в самом себе, не устоит.
Новгород впервые упоминается в летописи под 859 годом.
Пятьсот лет назад русские земли объединились в одно государство под власть Москвы, и Великий Новгород утратил свою независимость — в пользу или во вред великому городу, оставим размышлять историкам.
Летописцы говорят, что Новгород не знал до того ни татарского ига, ни княжеских усобиц. Справедливый закон гласил: «без вины волости не лишати, без посадника волости не раздавати, закладников не принимати…». Таким законом ограничивалась княжеская власть от «беспредела», и даже охотиться запрещалось не ближе, чем за 60 вёрст от города.
Но, ограничив разбой в своём княжестве, новгородцы разбойничали в других русских землях, грабя и избивая наряду с иноземцами, собственных братьев. Жестокими и беспощадными были их походы к Нижнему Новгороду, в Кострому, Вологду.
Сколь веревочке не виться, а расплата пришла – Дмитрий Донской, путём кровопролития и уговоров укротил Новгород, взяв мзду, обложив налогом.
В Новгороде всегда были проблемы с продовольствием — бесправные крестьяне (смерды), тянули непосильную лямку на скудных землях. Теперь к этому прибавлялись боярские интриги, очередная ссора с Москвой — по смерти великого князя. Шла борьба за московский престол, и новгородские бояре принимали в ней участие. Плюс — неприязнь соседей, притесняемых новгородцами. Распря ширилась от Севера до Галича. Воевали князья, содействовали их брани бояре, рекой текла русская кровь, не вылезал из ярма трудящийся люд.
Вот фрагмент истории Новгорода.
«Амбиции города понятны – он владел территорией от Кольского полуострова до Торжка. Являлся средоточием русской культуры, центром летописания, книгописания, распространения грамотности — археологами найдено около 800 берестяных грамот 11-15 веков. Сыграл важную роль в развитии русской архитектуры, живописи и прикладного искусства. В 16 веке был третьим после Москвы и Пскова по количеству населения. И до 18 века оставался одним из крупных хозяйственных и торговых центров России, несмотря на то, что сильно пострадал от шведов в1611-17 годах».
А в состав Русского централизованного государства Новгород вошёл в 1478 году.
Нет ничего истиннее простых истин — прекратить раздрай и усобицу, одолеть внутреннего врага, и врага внешнего можно лишь объединившись. И мирное житие пожить, творя и созидая, а также сохранить созданное возможно только в целостном государстве.
Ещё один пример тому – победа и возрождение после Великой Отечественной войны. Новгород в годы войны был почти полностью разрушен, а 1950-60 гг. отстроен заново.
Мы посетили прекрасный музей в новгородском Кремле, где как раз и дополнили, и обновили свои исторические познания. Экспозиция рассказывает о городе с самых ранних времён, в неё включены предметы быта, берестяные грамоты, оружие, орудия труда, одежда и обувь горожан.
На втором этаже большое собрание иконописи.
О русской иконописи издано много книг, мне нечего к ним добавить, кроме восхищения и благоговения, когда в очередной раз рассматриваю иконы в музеях. В этот раз особо отметила, какое большое значение придавали древние мастера отделке каждой мельчайшей детали — впечатляет тончайшая, кропотливая узорная роспись, филигранная работа окладов, будь они из дерева или металла. Как только хватало времени на такую работу?
В Кремле идут восстановительные работы. Строителями работают русские парни и девушки, наверное, студенты.
Зашли в Софийский собор, самый древний из всех построек за крепостной кремлёвской стеной. Построен сыном Ярослава Мудрого, Владимиром. Есть предание — когда иконописцы писали снаружи настенное изображение Спасителя, Его благословляющая длань оказалась сжатой. Три раза пытались мастера это исправить, стирали и вновь писали, но картина возобновлялась. И вот услышали глас, возвестивший, что длань будет сжата и город будет жив до тех пор, пока Господь держит его в Своей руке.
В Софийском соборе в числе других чудотворных икон находится образ Божией Матери «Знамение». Эта икона XII века считается заступницей Новгорода и его жителей.
Поклонились ей, приложились.
Поехали в Свято-Юрьев монастырь, основанный в 1030 году Ярославом (в крещении Георгием) Мудрым. Георгиевский собор снаружи напоминает трёх витязей-исполинов, стоящих плечом к плечу в стальных шлемах-куполах, отражающих синее небо.
Храм, как три богатыря –
Вера и родина вместе. Не зря.
В монастыре Юрьевом розы цвели,
Купола, как шлемы. Синие от неба…
Ввысь, ввысь,
Душа, поднимись
И отвлекись
От насущного хлеба.
Скорой походкой монахи прошли.
Пристальный взгляд вспоминаю.
Чья – я? Не знаю…
Рядом – Витославицы, музей деревянного зодчества, куда с Новгородской губернии свезены деревянные церкви, дома, овин, кузница.
Хорошо пахнет в старой деревянной избе, прохладно в жару. Вызывают ностальгию, лёгкий вздох старые вещи, словно ещё живо тепло рук, их создавших.
В овине запах сена, здесь время останавливается на пороге иного бытия – неторопливого, вдумчивого, созидательного.
Долго сидели на пригреве за старой церковью, откуда открывается широкий вид на поле, на Юрьев монастырь. Вечернее солнышко уже начинало золотить старые тёмные брёвна, Ольгины волосы, полевую траву.
Покачались на тяжёлых скрипучих качелях с широкой доской.
Спасибо вам, добрые люди, уберёгшие эту частичку русского бытия.
Вернулись в гостиницу, собрали и погрузили в машину пожитки, выпили отличного, крепкого, очень дорогого кофе в гостиничном баре и отправились дальше.
Александро-Свирский монастырь
Проехали Кириши (Лениградская область), добрались по грунтовке через лес до Волхова. Стемнело. Покрутились по городу, который в темноте показался неуютным, мрачным. И решили ехать на Новую Ладогу.
Переночевали в машине у заправки, утром отправились дальше.
Лодейное Поле. Около магазина сидят инвалиды в колясках и выпрашивают по пять рублей «на счастье». Дали, за что в магазине получили упрёк от продавцов — напьются.
Река Свирь, широкая, судоходная, проезжаем над ней по мосту. Вдоль шоссе идут леса, придорожные склоны красны от брусники. В сосновом лесу чудесный хвойный и багульничий, словно, церковный дух. Сколько черники!
Указатель на поворот к монастырю. Большая деревня, где живут питерские дачники, озеро. Вверх по дороге посёлок Свирьстрой. Там – монастырь.
Свирский Александровский мужской монастырь (в прошлом принадлежал Олонецкой губернии), расположен у озёр Рощинского и Святого, состоит из двух монастырей — Троицкого и Преображенского. Основан наиболее чтимым из олонецких подвижников, постриженником Валаамского монастыря преподобным Александром Свирским, поселившимся в здесь в 1487 году. Вновь обретённые, после революции, после долгих лет пребывания под спудом, нетленные мощи преподобного, почивают сейчас в отреставрированном Спасо-Преображенском соборе.
Геранями украшена гостиница у входа в монастырь, рядом в беседке – источник со святой водой, белокаменный собор имеет тёмно-бирюзовую отделку, такого же цвета крыши и купола. Часовенка покрывает собой место, где Александру Свирскому явилась Святая Троица.
Мы поклонились святыням Преображенского собора, выпили святой водички из источника.
Много скромно одетых паломников, много полуголых экскурсантов.
Троицкий собор отреставрирован не полностью, в братском корпусе находится психиатрическая больница, устроенная там с советского времени.
После обеда в небольшом кафе долго сидели у Святого озера на мостках, любовались красотой, купали в воде ноги, загорали. Пришли тётки из дачного посёлка мыть посуду, вылили на мостки нам под ноги грязную воду – дескать, нечего чужое место занимать.
Поднялись и поехали искать Ладожское озеро.
Это уже республика Карелия. Не успели въехать – тут как тут ГАИ: ваши документы, превышаете скорость! Но — простили.
Мимо синих рек, мимо деревень старинной северной архитектуры: некрашеные высокие тёмные дома с белыми наличниками; через город Олонец. Мимо сосновых боров и их кружевных теней на асфальте ныряет – то вверх, то вниз извилистое шоссе.
Ладожское озеро, южная сторона. Волны мягко накатывают на песок и скатываются обратно с ровным шумом, на берегу грядой лежат круглые валуны, вплотную к воде подступают сосны.
Нам везёт с погодой – солнечно, но не жарко. Едем обратно в монастырь, над дорогой носятся стрижи.
Свободных мест в гостинице нет, остаёмся ночевать в машине у стен монастыря. Тихое, спокойное место, спится в машине так хорошо… Утром – на службу.
Прощаясь, ещё раз приложились к раке с мощами преподобного Александра.
План дальнейшего путешествия был таков: доехать до деревни Вознесенье, что находится на границе Ленинградской и Вологодской областей, на берегу Онежского озера. Взглянуть на озеро и держать курс на Вытегру, а потом «вновь посетить» Кирилло-Белозёрскую обитель.
Прекрасное шоссе летело мимо таких красот, что им нет описания. Под мостами текли реки, заросшие дремучими лесами, на каменистых порогах возвышались сосновые рощи. За ними взгляду открывались необъятные дали, где по берегам далёких рек разбросаны деревянные сёла.
Поворот на Вознесенье, дорога превращается в грунтовку, в колдобины, снова в шоссе. Поднимается вверх, и здесь открывается взгляду чудесный вид среди лесов.
Спустились. Приехали. Здесь река Свирь сливается с Онежским озером. На берегах раскинулась большая деревня. Красиво. Наверное, из-за этой красоты и осталась она жилой, даже густонаселённой. Плещутся у пляжей ребятишки, загорают взрослые, у берега пасутся коровы, у причала стоят судна, есть даже порт.
Познакомились с местным жителем Олегом, который провёл экскурсию по Вознесенью: «В советское время наша деревня процветала, как в город, работал асфальтовый завод. Была хорошая больница, известная на всю Ленинградскую область. Сейчас всё в упадке, ничего не делается, дороги вон разбитые (прим. авт.: об одну из колдобин мы сильно ударились днищем). Только лес на финскую сторону гонят – баржи идут одна за другой».
Оказалось, что отсюда до Петрозаводска всего около 130 км. Раз так близко, решили поехать в Петрозаводск. Олег проводил нас до парома, подождал, пока отчалит.
Лесная дорога до Петрозаводска оказалась для нас трудной. Говорят, это гати через болота, засыпанные грунтом. Мы ещё раз ударились днищем, и лопнул глушитель, пришлось ехать медленно и осторожно, чтоб не зацепиться его концом о какую-нибудь кочку. Остановилась попутная машина, вышли несколько мужчин, и с шуточками-прибауточками попытались нам помочь. Не получилось.
Продолжили свой ползкий путь.
На нём, кроме лесов, встречались старинные северные деревни, древние деревянные храмы.
В Петрозаводск приехали к вечеру. На въезде в город зашли в автосервис. Оказалось, рабочий день закончен, и нет электричества. Но глушитель нам всё-таки отремонтировали. И денег не взяли.
Петрозаводск
Снова Карелия. И здесь, как везде, где мы уже проехали – Новгородской, Ленинградской, Волгодской областях – братские могилы. И — печально известная «Долина смерти», где земля полита русской кровью.
Вечер, надо найти пристанище. Все гостиницы Петрозаводска, кроме одной, в которой цены мне не по карману (да, видать, и другим тоже), заняты. Выхожу в задумчивости, и тут же подходит таксист: снять квартиру? Следую за ним. Однокомнатная квартира в пятиэтажке. Приемлемо по ценам. Правда, окнами на трассу и на закат, ну, два-три дня потерпим. Главное, есть вода, притом и — горячая.
Таксист рассказывает, как вырубают в Карелии лес – он три года не был в родной деревне, приехал – и не узнал местности, всё голо: «Озёра, к которым путь через заповедные леса знали только старики — вот они, как на ладони. Что с ними будет? Исчезнут. Жители? Вся деревня спилась, кто не спился, сбежали. А мы работаем, не успеваем оглянуться».
«Истребят леса — пропадёт земля русская» — Фёдор Михайлович Достоевский.
Решили выспаться, а потом один день посвятить городу. Дня едва хватило на прогулку, да зашли в один маленький музей ремёсел и в кафедральный собор Александра Невского.
Петрозаводск оставил очень приятное впечатление, прежде всего, благожелательными, отзывчивыми жителями; понравились также чистота, старинная архитектура центральных площадей и улиц, парки, набережная, прекрасные виды с берега.
Город находится на берегу Петрозаводской губы — самого западного из заливов Онежского озера. Когда-то входил в состав Олонецкой, позже Новгородской губернии. Начало Петрозаводску положил Петр Великий, по его приказу в 1703 году здесь был построен Петровский завод. Отсюда и началась Петровская Слобода – старое название города.
Кижи
Утром следующего дня мы отправились в Кижи.
«Комета», отошла от причала, и, лавируя среди островов в синем пространстве воды и неба, через 50 минут примчала нас в место ни с чем не сравнимое, незабываемое.
Это один из островов Заонежья, здесь находится музей-заповедник культур Карелии.
В центре этого острова стоит поразившая воображение церковь Преображения Господня. Это высокий деревянный храм, построенный без гвоздей – воистину чудо из чудес, созданное человеческими руками. Уникальное произведение самобытной русской северной архитектуры. Его венчают 22 деревянных купола, серебряные от времени. Приятный запах старого сухого дерева хранят стены храма внутри, где сегодня снова проходит богослужение. Старинные северные иконы можно рассматривать часами, увлекаясь сюжетом, восхищаясь талантом и изящнейшей работой мастеров. Простых крестьян.
Другая церковь рядом, поменьше – Покрова Богородицы, увенчанная 9-ю главами.
Здесь же в ансамбле заповедника несколько других произведений деревянного зодчества, в большинстве привезённые на остров из исчезнувших деревень Карелии.
В большом крестьянском доме обстановка реконструирована из предметов старого быта. У окошка сидит за столом девушка Настя и плетёт украшения из бисера, как когда-то плели их местные девицы из речного жемчуга. Купила у неё бусы чудесной работы. Бисеринки, нанизанные на нити, создают объёмный шнур и образуют точный геометрический северный узор, в котором начало искусно, не нарушая целостности узора, вплетается в конец.
Показывают свои изделия и другие мастера – деревянной игрушки, берестяной утвари. Было позволено подержать в руках инструменты, которыми они работают – как приятно ощутить в руке увесистые, гладкие от работы, приноровленные ножи, стамески, метчик.
По пути знакомимся с иностранцами – мужем и женой – они потом оказались с нами в следующем паломничестве, и уже раскланивались, как добрые друзья.
Познакомились и с парой петербуржцев (путешествующих питерцев в этих краях едва ли не больше, чем местных жителей), обменялись телефонами.
Узнала, что из Петрозаводска можно поехать с экскурсией на Валаам, даже на Соловецкие острова и задумалась – не махнуть ли сначала на Соловки, а на обратном пути на Валаам? Когда ещё будет случай? Две тысячи километров проехали, ещё четыреста до Соловков не утянут. Решено!
В 10 часов утра следующего дня нас у подъезда провожали местные пьяницы, которые к этому часу уже успели «принять на душу» грамм по 100. Они стояли у нашей машины. Один, глядя на номер, спросил:
— Это что за регион такой?
Ответила.
Он вздохнул и сказал:
— Я тоже был дальнобойщиком, да водочка сгубила.
Посочувствовала. А он вдруг говорит:
— Вам, женщинам, легче.
— Нормально – почему?!
— Говорю, легче – и всё.
Дорога
Сначала поехали на водопад Кивач. Заповедник. Сквозь сосны просвечивают болота с озерцами тёмной воды, растёт по краю леса земляника, душистая, сладкая. Рубином светится на солнышке костяника. Пихты растут.
Водопад начинает свое движение гладким ровным потоком, широко раздвигая дремучий лес. Потом, срываясь с каменного порога, падает всей мощью в ущелье, разбивается о камни и мчится средь них, грохоча и пенясь. Миновав порог, он снова превращается в ровную беззвучную гладь. Вокруг на скалах растут сосны, ели. Завораживающее зрелище.
Мурманское шоссе мчит нас мимо живописных извилистых и огромных рек, сквозь невиданные скалистые коридоры, поросшие лесом. Иногда они расступаются и образуют каменные чаши, наполненные прозрачной водой. Вдали за лесами синеют озёра, к которыми нет подступа — поросшие мхом заболоченные берега девственны и дики.
Медвежьегорск. Братская могила: «Никто не забыт, ничто не забыто»…
Так ли? У нас при строительстве коттеджей выбрасывают солдатские кости…
Проезжаем мимо реки с названием Сегежа – валуны, острова, синяя, просторная, широкая вода – сказочно красиво… Реки Пезега, Онигма… Леса, болота. Ни жилья, ни одной живой души много, много километров…
Погода стала портиться, накрапывал дождик. И вдруг пошёл такой ливень, что пришлось остановиться и пережидать его. Небо слилось с землёй и смешалось со сплошным белым, пенящимся и шумящим потоком. Минут через 15 всё прекратилось, будто и не было, и наша машина, как новенькая, засияла на солнце.
К Беломорску подъехали часам к четырём. Остановились у моста, восхищённые красотой местности – внизу кипела среди камней река. Влево, за мостом лежали огромные камни.
Говорят, где-здесь есть петроглифы – рисунки исчезнувших племён.на камнях. Пошли искать. Ходили меж можжевельников по мшистым валунам, заросшим брусникой. Несколько тропинок вели куда-то в сторону реки, но вдруг потонули в ней. Оказывается, в этот день спустили плотину, и камни с петроглифами скрыла вода.
Ну, ничего – в другой раз увидим. А пока — вкусили брусники, погладили ладонями мхи и поехали дальше.
Широкая синяя река, по берегам уже желтеющий лес. Кемь. Отсюда отчаливают суда на Соловецкий архипелаг. Когда мы прибыли к пристани, последнее судно уже ушло, в гостинице мест не оказалось, и мы снова ночевали в машине на стоянке.
Чтоб не пропустить первый пароход (корабль, паром, теплоход) вскочили в шесть часов утра, умылись и поспешили к билетным кассам. В половине восьмого катер «Василий Косяков», вместивший сотни две туристов и паломников, вздрогнул, качнулся и плавно отчалил от пристани.
Соловецкий остров. Бухта Благополучия.
Синее Белое море, синее небо и кричащие чайки.
Ветер набрал силу и стал пронизывающим. Пока вместе с другими пассажирами дрожали от холода на верхней палубе, перезнакомились. Они кидали чайкам хлеб, я снимала. Принесли с нижней палубы горячий кофе, но оно не согрело, пришлось спуститься вниз – там хоть и тесно, но значительно теплее.
Кто-то сказал, что Соловецкий монастырь – Спасо-Преображенский. Тут только обратила внимание, что слишком много встречается в пути храмов с таким именем. По своей безалаберности не всегда помню даты церковных праздников. Спрашиваю дочь: не приближается ли праздник Преображения? Отвечает: не знаю – 19 августа будет Яблочный Спас. Так это Преображение и есть!!!
Легонько стукается о причал наш «Василий», и вся толпа вываливает на берег, постепенно редея. Нас обгоняет группка туристов, и одна из попутчиц, солидно упакованная фотоаппаратурой, кричит: пошли с нами, здесь мало одного дня, надо везде побывать. Отвечаю, что вещи остались на материке, и даже снимать не на что. «Я тебе дам флешку — у меня достаточно!!! Отвечаю – если надумаю, найдём вас.
Сама в смятении – ничего себе, я стою на Соловецком острове!!!
Жилые дома, огороды, пасутся коровы, памятник погибшим на фронте юнгам – здесь до войны была школа юнг.
Спасо-Преображенская Соловецкая обитель. Колоссальные крепостные стены и башни, некогда защищавшие монастырь от шведов и англичан, сооружены из огромных гранитных валунов.
Первое – поклониться святыне. Входим в собор. Идёт реставрация. Перед иконостасом горят свечи, справа от алтаря стоят гробы. В них почивают мощи Соловецких святых — основателей монастыря, преподобных Зосимы, Германа, которые пришли на остров в 1429 году и Савватия, и священномученика Петра.
Пётр Великий первым из царственных особ изволил посещать сию обитель, молиться в ней, испрашивать молитвенной помощи у святых, и осыпал монастырь царскими милостями и дарами.
Пишем поминальные записочки, ставим свечи, покупаем иконки и путеводитель.
В соборе расположена экспозиция, рассказывающая о возрождении обители с 1989 года под руководством игумена Германа. Восстанавливается община, оживают церкви и скиты. Здесь бережно хранят память о тех, кто мучился в застенках, когда монастырь был превращён в лагерь особого назначения – СЛОН. Сюда присылались «лица, осуждённые на принудительные работы», в том числе, духовные, а так же здесь оставались 60 человек братии монастыря, не пожелавших его покинуть ни при каких обстоятельствах.
Первое, кого мы увидели на стенде с фотографиями – Истринского священномученика Алексея Смирнова, бывшего настоятеля храма Иконы Казанской Богоматери в Глебово.
Здесь особо, как святого, почитали святейшего Патриарха Никона. Его изображение с нимбом (теперь единственное) хранит ещё колокол, дарованный обители императором Александром Вторым в память о чудесном избавлении от англичан.
Мы обходим монастырь слева; в синей воде отражаются стены и серебристые деревянные главы, лежат на берегу серые валуны, купаются дети. Подходит знакомиться фотограф – делимся впечатлениями…
Продолжаем свой путь по острову. Пришли к берегу, слева – берёзовая роща, справа небольшая бухта. Повернули направо и вскоре остановились, зачарованные несказанной красотой и тишиной. Синее небо и море. Солнце. На берегу лежат каменные глыбы. Мы рассматривали и трогали мхи, травы с чёрными и красными ягодами, ходили босиком по камням, искрящимся под солнцем, как снег, вкраплениями слюды и кварца. Волны слегка качали водоросли, похожие на цветочные кусты с бутонами; вода была чистой как хрусталь, и холодной…
Здесь я пожалела, что оставила на материке машину с пожитками – нужно несколько дней, чтоб насладиться этой небывалой красотой и покоем, осмотреть все островные святыни и достопримечательности, побывать на других островах Соловецкого архипелага, где жили подвижники. Где в таинственных лабиринтах оставили следы древние, доисторические культуры.
Два с половиной часа составил наш обратный морской путь. Вечер. И вот уже в обратном порядке несутся навстречу реки и леса. К ночи прибыли на заправку где-то уже километрах в 80-ти от Петрозаводска, там и переночевали.
Приладожье
Утром, выехав на трассу, свернули в лес, чтоб привести себя в порядок. Миновали какие-то дачи и оказались на берегу большого грозного озера, где волны шипя и пенясь, разбивались о прибрежные валуны.
Умылись и снова отправились в путь. Свернули на Питерскую трассу, потом на Сортавалу. Путь на Северную Ладогу проходил через такую красоту рек, озёр, лесов, что невозможно описать. На огромных каменных глыбах стоят сосновые леса, прячутся в чащах порожистые реки с чёрной водой, грозной мощью впечатляют мшистые валуны. Здесь живут тысячи легенд и преданий, сотни билибинских картин, и прекрасна эта земля, как сказка… Впечатления переплетаются с какими-то подсознательно древними, может быть, небывалыми воспоминаниями…
Снова ливень. Словно серебро сыплется с серебряного неба на широкое шоссе, которое тоже становится серебряным. Светлеют сосновый лес, трава и мох…
Извилистая дорога то поднимается вверх, то ныряет вниз — по берегу, невидимому за лесом. А вот и само Ладожское озеро. Потрясающие ландшафты. Густой, пряный запах можжевельника. Скалистые берега и острова поросли такими высокими елями, каких не бывает. Может, это пихты?
Подъехали к городскому причалу чистыми, как из мойки.
Люди у причала ждали «Метеор» на Валаам. На вымытых до серебра досках сидела женщина, которая сказала, что сидит здесь с утра, а катера всё нет.
Было около шести часов вечера. Подъехала к причалу цистерна с топливом, а и через полчаса причалил «Метеор». За это время мы успели познакомиться Галиной – она приехала сюда из Америки к сыну и на праздник Преображения Господня, который послезавтра, 19 августа.
До Валаама «Метеор» мчал нас минут 50, штормило, Галина читала молитвы и рассказывала, что Ладожское озеро коварное, его лазурная гладь обманчива, волны за самое малое время могут превратиться в огромные лихие валы, поэтому суда ходят не по расписанию, а по усмотрению капитана.
Северный Афон
Наконец показался остров со скалистыми берегами и часовнями, из голубой мглы возникал собор, становясь всё чётче. И вот стоим на берегу.
Дух захватило – мы на Валааме, у подножия великой святыни! Дивный остров. Говорят, архимандрит о. Анатолий (Груздев), вступив впервые на эту землю, упал ниц и, со слезами благодарил Господа за то, что привёл его сюда.
Входим в Спасо-Преображенский собор Валаамского мужского монастыря. Чудо? Привыкаешь и к чудесам…
Предание говорит, что святой апостол Андрей Первозванный приходил сюда, чтоб просвещать славян и скифов, и, разрушив капища, установил каменный крест.
Основателями монастыря стали святые преподобные Сергий и Герман, Валаамские и всей России чудотворцы. Их нетленные мощи покоятся в нижнем храме собора. А в верхнем храме находится другая святыня монастыря – Валаамская икона Божьей Матери, маленький её образ, что стоит рядом с большим, побывал с нашими космонавтами в межпланетном пространстве.
Мы долго рассматривали прекрасную настенную живопись верхнего храма, которую в течение трёх лет писали 30 иноков. Прикладывались к святыням.
Когда-то это была цветущая обитель, её монахи ходили на Алеутские острова, просвещать аборигенов. С 1917 года монастырь оказался на территории Финляндии. Настали трудные времена, а после того, как Выборгские земли и Валаамский архипелаг отошли СССР, монахи по льду перешли на Финскую сторону и основали там Ново-Валаамский монастырь.
После войны здесь был создан совхоз, молочная ферма, интернат для престарелых и инвалидов войны, турбаза. Вырос посёлок со школой, детским садом, электростанцией. Потом для сохранения уникальной природы был создан музей-заповедник.
Монашеская жизнь возобновилась в 1989 году, и сейчас здесь, как и на Соловках Ставропигиальный монастырь. Идёт реставрация. Монастырь имеет свой флот, автотранспорт, кузницу, конюшню, молочную и форелевую фермы, сады, мастерские.
Оля неожиданно встретила свою знакомую, нашу землячку Машу, и они пошли вдвоём гулять по острову, а мы с Галиной направились на Игуменское кладбище, путь к которому пролегает через древнюю аллею из пихт и лиственниц.
До этого со мной приключилось история. Пытаясь захватить в объектив всю высоту собора, меняла фотоаппараты, примеривая то плёночный, то цифровой. Подошёл какой-то человек и сказал, что фотографировать внутри обители можно только с благословения благочинного. Идти за благословением не хотелось, убрала фотоаппараты, и вынула их на выходе, чтоб украдкой сфотографировать молодую монахиню, которая стояла у ограждения на горе и разговаривала с какой-то девушкой. Навела фокус и в этот момент обнаружила, что створка, закрывающая плёнку, открыта. При попытке защёлкнуть её оказалось, что пластмассовая часть замочка сломана. Странно – она находится в углублении и ни обо что не может зацепиться. На флешке цифрового фотоаппарата оставалось мало места, а плёночным теперь снимать нельзя, и плёнка, на которую отснято несколько драгоценных кадров, засвечена. Угол съёмки у цифрового аппарата меньше, чем у плёночного, и общего плана Валаамского монастыря и Ладожского озера у меня теперь не будет.
Галина смотрела на меня очень внимательно, и было неловко, что она угадает мою мысль: предупреждали же – без благословения не снимать.
Ночевали в зимней гостинице, хоть в коридоре и вдвоём с Олей на одном диване, (паломников перед праздником много), но зато со свежим бельём.
Утром на службе звучало пение чудного Валаамского распева, и дочь сказала, что прекраснее этого пения она не слышала. А я всё пыталась осознать, как это я стою на литургии в самом Валаамском монастыре?!
Перед отъездом купили буханку пшеничного монастырского хлеба, разделили её с Галей — в этот день хлеба не пекли, но к нашей радости осталась одна вчерашняя.
Галина проводила нас до причала, где сказали, что «Метеор» придёт только к вечеру, к причалу, который находится за шесть километров отсюда… Отправились было, но Галя остановила: подождите девчонки, здесь ведь никто ничего не знает… Уселись на скамеечку. И не прошло и получаса, как «Метеор» стоял у причала, покачиваясь на воде, яркие блики скользили по его боку, а улыбчивый капитан приглашал пройти на посадку. Мы распрощались с Галей и помчались по абсолютно спокойному, сияющему солнцем озеру в сторону Сортавалы, где ждала наша застоявшаяся «лошадка».
В обратный путь
Уже по знакомой Южной Ладоге, через Олонец, через реку Свирь, мимо сосновых лесов в сторону Вологды через Вытегру. Повернув на Вытегру, дорога превратилась в скользкую грунтовку, разворочанную лесовозами.
Плелись по ней мимо то живых, то полуживых, то умерших деревень, озёр и речек, пустых полей. Пока к вечеру не приехали в Вытегру, что стоит на берегах широкой судоходной реки Нагажмы, отражаясь вместе с пароходами в белой с розовым, как вечереющее небо, воде.
За городом ещё небольшой участок грунтовки — к счастью, ливень здесь прошёл до нашего приезда. Моросящий дождик не так страшен, и дорога успела превратиться в хорошее шоссе, по которому мы ехали до глубокой ночи, пока усталость не заставила свернуть к очередной заправке.
Как оказалось утром, наша ночёвка была в нескольких километрах от Кириллова, туда мы и свернули, чтоб попасть на праздник Преображения Господня в Кирилло-Белозерский монастырь.
Здесь когда-то жил в изгнании патриарх Никон, совершая «чудеса врачебные» — по записанным свидетельствам исцелённых им больных числилось 132 человека!
Единственная действующая церковь в монастыре – Кирилла. Народу в храме – и старых, и молодых, и мужчин, и женщин, и детей — полно. Тесно, но так хорошо, празднично. Служили монахи. Звучало прекрасное пение, солировала, как кто-то шепнул – монахиня Данилова монастыря. Её голос звучал тихо, мелодично, молитвенно, был текуч, струился. Подобное этому пение, только мужское, я слышала однажды в Крипецком монастыре под Псковом…
Покинули мы монастырь, пройдя под Преображенской церковью, что находится над воротами, выходящими к Сиверскому озеру.
Едем мимо невероятно длинного Кубенского озера. В поисках подъезда к берегу свернули в деревню и увязли в топи за разрушенной церковью. У ближайшего домика в огороде работает мужичок. Помог выбраться. Благодарю. Объясняет, как лучше проехать. Кашляет. Спрашиваю: «Нездоровы?» «Это у меня нервное – после Чечни». Снял кепку –голова совершенно седая.
Церкви да часовни, да святые источники, да братские могилы, да названия: Пречистое, Воскресенское, Вознесенье, Воздвиженье, Боголюбово, Никольское, Святое, Всехсвятское… Воистину, свята земля русская.
Возвращались через Рыбинск, Углич, Тверь.
Дома оказалось, что на плёнке, про которую я думала, что засвечена, все снимки целы, кроме одного — с монахиней…
Фотоаппарат отец обещал отремонтировать. А мне неожиданно отдали другой хороший плёночный аппарат, а через неделю купили на работе широкоугольник для цифрового.
2007 г
(385 просмотров)
1 комментарий
[…] дорожке можно будет ходить босиком, не опасаясь … Гражданская позиция Истра » Февраль — месяц памяти Закатное солнце ослепляет. Не вижу, что нас пытается […]